NOMINANT №1

по состоянию на

24 October, 2003 2:05 AM

записано следующее:

п << Май>>

2003

Человек может умереть смертью только от
того, что не увидел оранжевого треугольного поля, прошедшего через его дом. Не переехать вовремя, не переехать, не успеть.

Штатная оранжевая ветровка немецкого дорожного рабочего.

Оранжевая тетрадка , в которой записано: « Не эти ноги Азиль любила,
Не эти руки любила Азиль»
Боги любить не умеют. Играть только умеют Боги. Они придумали играть в людей, чтобы те научили Богов любить и страдать. Игра в зависть.

Оранжевые обои в ее комнате.

Оранжевый мусорный пакет в плетеном ведерке.

Оранжевый танец, так внезапно меня разбудивший.

Оранжевые фильтры на моих сигаретах

Я много курю. Тело, говорящее со мной моими пороками, кричит силою двух пачек в день.
Оранжевый крик, должно быть.

На оранжевую дискету я запишу все мои стихи к тебе. Я напишу их мелкой каллиграфией, на обоих этикетках. Слов видно не будет, ты сказала, что не любишь их.

Ты где?
Я - везде, а ты?

Нежность, опрокинувшая меня, свей мягкой волной, тоже несет в себе зарождающийся каприз оранжевого.

Странный каприз глаза
Делает текст дряблым
Будет любовь старой
Будет печаль - плавной.
Оранжевые полоски на моем рюкзаке делят меня на четыре неравные части.

Первая - Вздрагивающая гортань в конце твоего имени
Вторая - Шелковый шорох твоей кожи
Третья - Темная, как шелохнувшийся в печени цирроз
Четвертая - более или менее я.

Жду тебя,
как рубля, ждет алкоголик зимой.
Улицы угол матеря,
Запрокинутой головой.

Истории без продолжения. Истории, случающиеся как вспышки. Они забываются раньше, чем успевают произойти. Весь вагон метро качнулся в одну сторону, а женщина с маленькой оранжевой книжкой, - в другую.
Никогда уже не узнать, что же она читала, но я, зачем-то уверен, что страница выпала из книжки специально для меня.

Страница, выпавшая из оранжевой книжки:
«… и так много лет не было этого чувства, и ничего похожего на него, что он уже перестал ждать. Только иногда, вечерами, перечитывая красный блокнот, усмехался, и называл это «злой гормон». Люди входили и выходили из его жизни как в двусторонние двери метро. Быстро и по делу. В непрерывной правильности всех поступков и ошибок он не заметил, как вокруг стал смыкаться круг незаметных оранжевых мелочей. Мелочи эти, с виду не значительные, потихоньку меняли его, меняли, в им одним известном направлении. Направление это было ее направлением. Они предсказывали ее появление, но очевидным это стало лишь позже. И когда она появилась, несмотря на несомненность примет, он не решался рассмотреть их ближе, - вдруг они предсказывают и ее уход?
Осенью выйти на серый пляж
Почувствовать ветра легкую блажь
Раскинуть руки и крикнуть вверх
И наискосок немного
Самое громкое из имен Бога.

И снега стена меня опрокинет
И душу в пространство гулкое ринет
Въедаясь в мозг,
Раздирая глазницы
Холодной сталью сверкающей спицы
В свинцовый вал рухнувшие птицы
Не успевают долететь до Юга

Ты вспомнишь почти меня ,
Не меня, - так друга
И будешь искать горизонт, где круга

Наших встреч с тобою разложена цепь,
И где не можем мы друг без друга.

Но раньше неба, начавшего вечереть
Ты перестанешь туда смотреть.

А я там лягу на камень серый,
Щекой, что его холоднее,
Белый
Залепит ресницы снег, - я себе напророчил вьюгу
Усталые мысли пойдут по кругу
Первых прощаний, последних встреч

С последней лишь мыслью смогу я
Тобой пренебречь.

Он перечитывал их снова и снова, и уже переживание стихов окончательно заслонило собой переживание момента, как вдруг»

Как вдруг страница закончилась, и с нею закончился вагон и вся эта дурацкая поездка в никуда. Кольцевая линия жизни.

Оранжевый диск, на котором записано: Рыба нема. Рыба не думает. Потому, что знает. Все.

Все ,что знает рыба это знание того, что есть рыбак, который ее поймает, есть торговец, который обеспечит ей медленную агонию на льду воскресного рынка, и есть хозяйка, которая накормит ей своих и моих детей. На детях оранжевые курточки..

Автоответчик тоже, как с ума сошел, - выдает вместо приветствий и обычных упреков - контрабанду чужих телефонных переговоров:
- Все это, конечно хорошо, но вот к чему ты это?
- Как это к чему? А жить как?
- Так и живи, - Делай, думай, надейся, ну дыши, что ли.
- Не дышится что-то в последнее время.
Выдох у тебя не тот, вот что я тебе скажу. Таким макаром ты не то, что жить, - ходить скоро разучишься.
И самую долгую половину дня анонимно интригует меня этот потенциальный инвалид. Что- то в нем умирает так знакомо. Оранжевой смертью.

Закатилось мое солнышко
Одиноко без него
Волки ночкой осветленные,
Бродят где-то на периферии моего сознания.

Выйдя из метро, он по новой привычке, мысленно продолжал дневник своей ложной личности. И не то, что бы у него была вторая, не ложная личность, - просто продолжал: «Что-то я сегодня сюда запишу, - вот вопрос. Выходит это, вроде как, мой дневник. Все произошедшее так похоже на сон, что нужен хоть какой-то ориентир. Пусть эти записки, что ли. И пусть я и единственный их читатель, все же стоит познакомить меня с автором. Назовемся.

«Я тот, кто видел странный танец, тревожной страсти и огня. И вновь во сне тревожном, белом, - она танцует для меня. Ее готовили подруги, ее причесывала мать. Я - тот, кто встанет ночью, бледный, - браслет упавший поднимать.
Я, - тот, чей дух висел над морем, и видел в призрачном низу, пустынный остров, моря пену, - и труп свой, одинокий труп.
Я, - тот, кто чувствовал внимание, тебя, далекой но родной, и жизнь, увидев после смерти, искал и слышал голос твой. Он говорил, что наше горе, не больше солнцем одного, за день прочерченного круга, и вместе мы уже давно.
Я - тот, кто, пережив две смерти, своей дождаться уж не мог. Кто в сладком мрачном упоении, искал, и смерть найти не мог.

Я тот, кто знал себя животным и видел все в других цветах. Коричневый, тревожный желтый, и неба два, и черный страх. Тот страх делил как плоскость болью большое небо пополам, и два пространства угасали, когда в той жизни умирал.

Я,- тот, кто твой рисунок сделал, когда тебя еще не знал. И странной точностью, уверен, тебя рисунок напугал.
Я тот, чьи руки так дрожали, когда закрыл ее глаза , что Солнце знать такой печали - не может, - Месяц стал Азиль.

Я - тот, кто слыша про гадалку , тебе сказавшую: « - мертва,
Ты не должна была родиться, пуста твоей судьбы рука»
Давно знакомые движения, твои, в один момент узнал,
И страх судьбы моей кровавой опять передо мной предстал.

Я - АААААААААААААААААААААААААААААААААААА.»

И холодок, когда ее кошмаром оказывается почти физическое ощущение, что ее прокалывают ножом и разрывают пулями. Хотя пуль тогда и быть, не должно было быть, но услышать эту новость в тот момент, когда боишься спросить себя только об одном: - как она умерла, моя Азиль? Слишком много совпадений. А они, кажется, говорят о самом главном в жизни. Может оказаться случайным то, что рамка, купленная после того, как кто-то ее не забрал, заказанную, подходит именно к голубому прощанию с Азиль. И случайным может оказаться ее выбор фильма, на который мы идем с ней на третий день после встречи - «memento». И случайно, человек там пытается весь фильм разобраться: кто и как убил его жену. При этом, переживая амнезию каждые 15 минут. И уж точно случайно, что психолог из 12 обезьян так поразительно на нее похожа. И весь фильм решает вопрос: предсказание или шизофрения совпадений, то что начинает происходить в ее жизни после встречи с Ним. И вдруг она начинает напевать песню нелюбимой группы, точнее пол куплета : «…я твоя мертвая принцесса, ты - мой верный пес…». Тоже случайно. И напевать то начинает про себя, но я спрашиваю:

-о чем ты сейчас думаешь?
да песня , вдруг, пришла в голову.

жажда денег